Пару недель назад, 15 февраля, в праздник Сретения Господня, отмечался и Международный день православной молодежи. В этот день мне удалось побывать в Александро-Невской Лавре и услышать слова наместника обители епископа Назария: «Молодые люди в наше время требуют очень много внимания и особенно молитв, потому что они попадают в более неблагоприятные условия духовной жизни, чем люди старшего поколения, которые видели, что “враг есть враг, а брат есть брат”. Сегодня, казалось бы, с именем Бога на устах молодежи предлагают совсем иные, нехристианские ценности, проповедуют искушения и искусительные потребности, без которых якобы жить невозможно. Мы постоянно видим эти искушения на экранах телевизора, на улицах города, в интернете в различных социальных сетях и т.д. Их трудно распознать, поскольку они помещены в красивую и приятную упаковку».

Меня взволновали эти слова, так как они затронули то, что я сама, будучи человеком молодым, ощущаю довольно часто, – чувство уязвимости души.

«При соприкосновении с «обличающим» человека искусством под ударом оказывается думающая молодежь, ищущая правды»

Если говорить о кино – самом популярном виде искусства, оказывающем огромное, вплоть до формирующего, влияние на большинство молодых людей, – то одной из упомянутых епископом Назарием очень привлекательных «упаковок» будет «артхаус». Этот присваиваемый кинознатоками и критиками статус означает, что работа не для всех, а для избранных – материал для интеллектуалов. Говорить о таком кино, упоминать его, разбираться в нем является условием, негласно повышающим уровень молодого человека в глазах определенного круга сверстников. Чаще всего это ребята, получившие не только хорошее образование, но и воспитание. Искушения сериалами и другими подобными низкопробными материалами у большинства из нас нет – оценивать уровень качества предлагаемого нам кино и отличать талантливое от неталантливого мы уже умеем. И я подумала, что в этом и заключается наша уязвимость, потому что не все мы при этом способны отличить «живое», живительное искусство – от неживого, омертвляющего душу. Отличить не умом, а сердцем. Талантливое и красивое больше не равно возвышенному. Талантливое может быть завораживающе уродливым, низменным, но при этом – убедительным, как и всё талантливое. Омертвляющее искусство лишено всего того, что делает человека по-настоящему прекрасным: веры, надежды, любви – лишено света. Страшно, что особый статус, повышающий престиж в глазах зрителей, получает кино, главные герои которого по сути – обездушены и мертвы. При соприкосновении с таким «обличающим» человека искусством под удар попадает думающая и чувствующая молодежь – зачастую именно те, кто не ограничивается инерционным существованием, а ищет смысл, ищет правду: правду о человеке, правду о Боге. Главную правду, которая в дальнейшем определяет всю жизнь.

«Из страшной правды о человеке без души рождается убеждение, что безбожие – удел мужественных людей»

Сталкиваться с историями о «мертвом» и бездушном человеке и мире без Бога страшно и больно, но признавать это как единственную правду – абсолютное знание о человеке – губительно. Но такую «правду» перед молодыми людьми теперь отстаивают очень талантливые, умные художники, интересно и неравнодушно рассуждающие о судьбе России, о русской литературе, об искусстве. Речь идет о людях, режиссерах, которых при всем желании никто не сможет поставить в один ряд с авторами низкокачественных обездушенных телесериалов, наводнивших телевидение в 1990-е годы. Пугает, что одни из самых лучших людей – художники, работающие в разных областях искусства, – стали говорить о человеке совершенно страшные вещи, показывать его лишенным души, лишенным любого проявления красоты. И говорить об этом талантливо, порой внешне красиво и убедительно. Именно использование такой высококачественной «упаковки» пугает, потому что тому, что сделано талантливо и с умом, молодежь верит безоговорочно. Это действительно так. Я слышала от очень многих людей из своего окружения о том, что в «Левиафане» Звягинцева нам показана именно правда о человеке. И это ужасает: люди узнают не только внешние государственные институты, обстоятельства жизни в стране – люди узнают и признают себя, находя в этом признании определенный род мужества: «Пусть это уродливо, но это правдиво – такие мы и есть». И в том, что для такого признания нужны силы, также есть определенный соблазн. Ведь в очередной раз в моем отчасти атеистическом окружении высказываются мысли, что только сильный человек может признать, что и Бога нет. Из страшной правды о человеке без души рождается убеждение, что безбожие – удел мужественных людей, религия же – удел слабых и глупых, как и показывает современное искусство. От кино не отстает и театр. Когда я всё это слышу, мне припоминается схожая фраза из фильма «Облачный атлас»: «Самоубийство – дело невероятного мужества». Возникает мысль, что духовное самоубийство в наше время тоже может считаться мужественным поступком, и современное искусство предлагает много путей и средств для этого. Предлагает и обращается зачастую именно к тем, кто «ходит по грани», – к молодым людям.

Справедливости ради нужно сказать, что изначально меня удивил ажиотаж, поднятый именно вокруг картины Андрея Звягинцева. Тенденция показывать безысходность и «мертвого человека», в лучшем случае живущего в духовной пустоте, а в худшем – погруженного в самую страшную тьму, возникла не в российском, а в западном кинематографе, и это подается именно как интеллектуальное, особо статусное, психологическое кино уже давно. Заглянув в шорт-лист любой премии «Оскар» за последние десять лет, можно найти большое количество таких работ, зачастую отмеченных главными призами Киноакадемии. Я могла бы сходу привести около 20 названий зарубежных фильмов о человеке в куда более страшном состоянии, чем то, в каком предстают перед нами герои «Левиафана», – подчеркиваю: именно зарубежных фильмов. Поэтому я бы не стала обвинять А. Звягинцева в чем-то совершенно исключительном. Кинокартин, главные герои которых – убийцы, палачи, люди, погруженные в особые, болезненные состояния души, снимается довольно много. Защищая свое видение серьезными психологическими теориями, режиссеры таких фильмов и актеры, исполняющие в них главные роли, открыто говорят о том, что хотели бы показать именно правду о человеке, а не просто рассказать какую-то отдельную историю, – говорят уверенно и аргументированно. К сожалению, сложностью психологизма всё и ограничивается: человек предстает в самом страшном состоянии и остается в нем до конца – не показывается возможность возрождения человеческой души, отсутствует упоминание о Боге, человек лишается всего и остается в пустоте или сам становится этой пустотой. И то, что российское кино подхватило эту тенденцию показывать «мертвого человека» и безысходность человеческого бытия и достигло в этом успехов, не удивительно – при всех тех действительно сложных и подчас жутких реалиях российской действительности и порожденных ею страшных характерах и судьбах, рассказами о которых можно подкрепить свою правоту.

«Я стала всё чаще ловить себя на том, что узнаю героев «Левиафана», черты «мертвых душ» в окружающих меня людях»

Герои «Левиафана» мертвы изначально, еще до столкновения с теми внешними силами, которые символически выражены в образе чудовища. При этом фильм даже можно назвать визуально красивым. Я до сих пор помню удивительное по силе и странное ощущение от первого просмотра: фильм заворожил меня своей омертвленностью, именно какой-то совершенной, но мертвой красотой, которая царила в каждом кадре. Я знаю, что Звягинцева хвалят за смелость в том, как он обличил и показал государственные институты. Но, при всем искреннем уважении к режиссеру, я не понимаю, зачем при этом попутно «растаптывать» идею любви, идею дружбы, идею верности. Как будто человека с другим человеком никогда ничего не связывает – ничего не из внешних обстоятельств, а из базовых потребностей души. Вспомним хотя бы всего лишь об одном поступке героини фильма: как спокойно она предает близкого человека, изменяя ему с его другом. А тот, в свою очередь, также спокойно, почти механически принимает это предательство и участвует в нем. Именно спокойствие, с которым герои совершают чудовищные вещи – без всяких душевных переживаний, как само собой разумеющееся, – вызывает страх. И именно это, на мой взгляд, признак душевной смерти. Идеи любви, дружбы, верности последовательно уничтожаются в фильме даже не самими поступками главных героев, а тем, как ужасающе спокойно-естественно они совершают это. Мне казалось, что в моей душе такая страшная и опустошающая «правда» прижиться просто не может, но так сложились внешние обстоятельства, что к убедительной разумной аргументации в пользу правоты фильма, которую я слышала, прибавился и собственный опыт. И я стала всё чаще ловить себя на том, что узнаю героев «Левиафана», черты «мертвых душ» в окружающих меня людях.

Спустя короткое время после просмотра фильма я попала на концерт в зал Церковных Соборов при храме Христа Спасителя – в тот вечер там выступал заслуженный артист России Олег Погудин. Всматриваясь в окружающих людей, которые ожидали начала концерта у входа в зал, я вспомнила, что в одном и эпизодов, где героиня «Левиафана» едет на работу, режиссер задействовал жителей поселка Териберка, где снимался фильм, а не актеров. Тогда, при просмотре этого эпизода, возникло ощущение, словно всю Россию посадили в старенький автобусик и везут как на суд – на суд всего мира. И теперь вокруг меня в основном были люди, которые мне показались похожими на эту «массовку из автобуса», – тоже довольно просто одетые, и их лица и взгляды казались мне в этот вечер опустошенными. К впечатлению добавилось то, что входили в зал медленно, только через одну дверь, и в ситуации вынужденного ожидания рядом со мной возник разговор, в котором один мужчина направил всё возмущение за ожидание на «хозяев зала» – представителей Церкви. По его словам, в первых рядах должно было оказаться привилегированное священство, и кто-то вставил в разговор фразу: «Правильно о них сняли “Левиафан”». Пораженная такими словами, я хотела обернуться к этому человеку, но тут заметила, как одна из ожидающих женщин – как раз из тех, в ком я в этот вечер «увидела» героев «Левиафана», – достала фотоаппарат и стала снимать падающий с неба снег, красиво сливающийся с полосой света от фонаря. Впоследствии познакомившись с ней, я узнала, что она – давняя почитательница таланта Олега Погудина, глубоко верующий церковный человек, но в этот момент я была заворожена «открытием красоты». То, что эта женщина увидела красоту в сочетании снега и света, открыло и мне, какая красота была в ней самой. Когда мы вошли в зал и заняли места, я обратила внимание на то, что в зале действительно присутствовали священнослужители, но занимали они далеко не первые ряды. В основном была обычная публика, внешне очень простые люди, но, получив такой опыт соприкосновения с красотой человеческой души, думать об окружающих людях как о героях «Левиафана» я уже не могла.

«Именно для молодых сейчас так важно обретать защитников иной правды – той, в которой есть Любовь – Бог»

Мне бы хотелось избежать описания концерта. Не всё можно переложить в слова, особенно когда звучит душа. В этот вечер была программа романсов – «Элегия». Но в моем понимании, любая программа в исполнении Олега Погудина – это, прежде всего, путь от любви к Любви, которым он каждый раз проводит за собой зрителей. Хотя разнятся залы, география выступлений, количество присутствующих, даже соотношения возрастных категорий среди слушателей… И мне кажется, что именно для молодых людей, об особой уязвимости душ которых и тяжелых условиях их духовного становления говорилось выше, сейчас так важно обретать защитников иной правды – той, в которой есть Любовь – Бог. И, так как на противоположной стороне теперь тоже стоят талантливые, умные люди, способные придать своему видению и убедительную аргументацию, и внешнюю «привлекательность», то и главную, душеспасительную Правду должны на светском поле деятельности, в области искусства защищать люди талантливые, способные сотворить настоящую, одухотворенную, более сильную по воздействию на душу человека красоту. Всегда есть и всегда были и «слепотствующие умом», и «зрячие сердцем», те, кто призван для служения главным христианским ценностям человечества. Если молодые люди ищут правду, ищут Бога, то эту правду нельзя открыть умом, и обязательно нужно живое искусство, обращенное к душе, к сердцу, искусство, в котором Красота и Правда.

В интервью с Андреем Звягинцевым ведущая программы «Белая студия» Дарья Спиридонова сказала: «Всегда же хочется не счастливого конца, но именно катарсиса, то есть ощущения того, что все-таки человек велик». Я бы сказала, что мне хочется верить, что человек прекрасен, по-настоящему прекрасен. Соприкоснувшись с искусством Олега Погудина, можно увидеть, услышать и почувствовать душой истинную Красоту. В одно мгновение, по одному движению руки артиста на сцене ты вдруг чувствуешь, что отдаляешься от того выжигающего душу знания о бездушном человеке – по сути о тебе самом – и приближаешься к иной Правде. И если после первого отделения концерта хотелось искренне помолиться за Олега Погудина, то в конце вечера было ощущение, желание заключить в эту молитву весь зрительный зал, всех людей – помолиться и за Андрея Звягинцева. Я верю, что он честный талантливый художник, который видит правду по-своему, страдает за нее и говорит о ней. Возможно, такие фильмы, лишенные живительной силы, нужны именно для того, чтобы молодые люди могли коснуться этой горящей, страшной почвы и, не признав в ней земли, как птицы, взлететь душой выше. Главное, чтобы были руки, которые помогут нам это сделать, были проводники к настоящей правде, открывающие новую землю. В моем случае таким проводником стал Олег Погудин, для других ребят, возможно, найдутся и другие художники, несущие живое искусство, живые родники сердец. Главное, чтобы такие люди также имели возможность свидетельствовать о своей правде.

Помню, как впервые, год назад, услышала исполнение Олегом Погудиным песен иеромонаха Романа – программу «Молитва», которая всегда звучит в Великий пост. Эти воспоминания не нужно переводить на слова, но была ассоциация с одним случаем из моей собственной жизни. Однажды в обычный день, когда не было службы, я пришла в храм, и мне никак не удавалось обратиться к Богу и помолиться от души. Икона Спасителя всё время казалась мне лишь внешним изображением – я не чувствовала отклика души и, оставив попытки помолиться, отошла от иконы. Вскоре к иконе подошла женщина, совсем не по-церковному одетая, и стала молиться. Я видела ее лишь издали и со спины, но почувствовала, что у нее что-то случилось, и, испытав сострадание к ней, я взглянула через ее плечо на икону и встретилась с живыми глазами Спасителя. Мне не удавалось помолиться за преодоление каких-то своих трудностей, но, испытав сопереживание и сопричастность молитве другого человека, я смогла почувствовать Бога. Мне кажется, что знакомство с «Молитвой» в исполнении Олега Погудина важно для всех зрителей, но в особенности для молодых, чей путь к вере еще не начался или не завершен, кому просто необходимо такое «оживление» в душах образа Бога, когда слово становится Словом. Иногда для того, чтобы это почувствовать, нужно посмотреть «через плечо» или в глаза человека, который соприкоснулся с истинной Правдой и может красиво и талантливо, но главное – искренне, обращаясь не к уму, а к душе, передать ее и другим людям.

Замечу, что я никогда не стала бы нарочно сравнивать двух художников, работающих в разных областях искусства. Но, размышляя о них, читая их интервью, можно найти много параллелей. И хотя режиссер рассказывает о своей правде через героев фильма, которых играют актеры, а певец, артист – на сцене один и он говорит о своей правде от первого лица, но это различие внешних форм выражения совсем не важно для главного. Так получилось, что в тот вечер в моей душе боролись не два человека и даже не два художника, а две правды. И в каждой была своя красота. Но в одной из них не было Бога. И мне было важно в очередной раз не только понять, но и почувствовать, как необходимо быть в поле истинной веры. Нужен лишь один импульс, чтобы в дальнейшем найти и иные примеры в более близкой и доступной для сравнения области игрового или документального кино.

Мне кажется, что хорошей картиной «в противовес» всем «безысходным киноработам» является документальный фильм «Русский заповедник» Валерия Тимощенко. Русская глубинка, сложные внешние условия жизни и одновременно с этим – живые души людей. Очень важно, посмотрев фильм, в котором царит безысходность и «мертвые души», не просто сказать: «Нет, я не такой», – а доказать это жизнью, как герои «Русского заповедника» или документального цикла «Письма из провинции», показанного по телеканалу «Культура». Среди зарубежных кинолент можно было бы назвать «Древо жизни» Терренса Малика. В каждом кадре этой работы для меня лично звучит гимном строка молитвы: «Всякое дыхание да славит Господа»

«Никаким запретом нельзя добиться главного – утверждения в душе молодого человека настоящей красоты и правды»

Если задуматься, можно с уверенностью сказать, что за любой из двух правд, о которых говорилось выше, всегда стояли и стоят талантливые люди: художники, артисты, музыканты. Нельзя добиться утверждения одной единственной правды через запрет или уничтожение другой. Уже было так, что в нашей стране запрещалось даже упоминание о Боге. Нужны ли примеры обратного? Слыша призывы запретить показ «Левиафана», я думаю о том, что никаким запретом нельзя добиться главного – утверждения в душе молодого человека настоящей красоты и правды. Просто ту правду, в которой Бог, должны отстаивать талантливые неравнодушные люди, способные своим искусством оживлять человеческую душу и показывать путь к свету. Тогда никакое соприкосновение ни с чем иным – сколь угодно внешне красивым или интеллектуальным, убедительным для ума, но пустым по сути и обездушенным – будет не страшно.

23 февраля по телевидению показали концерт по книге архимандрита Тихона (Шевкунова) «Несвятые святые». Среди других прекрасных, талантливых артистов выступал и Олег Погудин, исполнивший песню иеромонаха Романа «Радость моя». Кого-то удивил выбор трансляции концерта такого содержания и направленности в этот день, но я думаю, что если судьба нашей Родины немыслима без Бога, без Православия, то и отстаивать эту главную правду не на поле боя, а каждый на своем поле служения Отечеству должны не войны, но защитники. Радостно осознавать, что именно таких людей поддерживает и Церковь. Начав эти размышления словами епископа Назария, я не могу не вспомнить, что именно центр «Святодуховский» при Александро-Невской Лавре является местом, где проходят концерты многих православных певцов и музыкантов, в том числе и Олега Евгеньевича Погудина, и где он неоднократно был отмечен благодарностью за свое искусство. Когда видишь реальные примеры того, кого на самом деле поддерживает Церковь: прекрасных художников, артистов, певцов, музыкантов, – то заключительная сцена «Левиафана» воспринимается надуманной и неправдоподобной. В фильме можно «узнать» какой угодно обобщенный институт, но не священника из близлежащего храма и далеко не каждого полицейского, судью или чиновника. Всегда за любой социальной ролью есть просто человек и человеческая душа. И как раз этого – именно человеческой души – невозможно найти в «Левиафане». Если в жизни есть хотя бы один пример, опровергающий «левиафановский» образ, – значит, еще звучит живая человеческая душа, живы свет и надежда.

Есть наставление: «Помни, что по тебе судят о народе твоем, по поступкам твоим – о племени твоем». Возвращаясь к мысли об автобусике Звягинцева, в котором Россию «везут» на суд мира, радостно знать, что есть талантливые люди, отстаивающие иную правду о русской душе, среди которых и Олег Евгеньевич Погудин, находятся противоположные талантливые и красивые свидетельства – не только для нас самих, но и для людей, живущих в других странах. Но даже несмотря на это радостное знание, никогда не отрекусь от тех, кто ехал в этом автобусике в день съемок, – не отрекусь потому, что видела красоту души многих и многих, внешне простых и ничем не примечательных людей. Как для той женщины, которая поняла и запечатлела красоту тысяч снежинок, попадающих в полосу света, так и для меня в тот вечер души зрителей в зале, слившиеся с иным светом, расходящимся лучами со сцены, запечатлелись в одном понимании истинной красоты.

«Могу ли я победить Левиафана? Нет, но я могу, даже оказавшись лицом к лицу с чудовищем, оставаться с живой душой, утверждая, что человек прекрасен»

Могу ли я победить Левиафана? Нет, но я могу, даже оказавшись лицом к лицу с любым внешним чудовищем, оставаться с живой душой, утверждая, что человек прекрасен. Какой в этом смысл? Тот, что через прикосновение к настоящей правде и красоте достигается Бог, с Которым не страшно любое внешнее испытание. И это знание о Боге, стремление к Богу и есть то, что отличает великие произведения русской классической литературы от современного элитарного искусства, которое пытаются с ними сравнивать, чтобы придать еще большей статусности и внешней привлекательности в восприятии зрителей.

Несмотря на это, искренне верю, что талантливый, умный, тонко чувствующий Андрей Звягинцев еще «прозвучит» и иной правдой и создаст другое кино. Мне кажется, что такая вера – вера в человека до конца и любовь к нему – и есть как раз то единственное, не от ума, а от сердца, что способно до основания разрушить утвержденное самим художником в душе молодого человека ложное знание. Рада, если у него будет радость и он получит много желанных наград. Думаю, что Олег Погудин тоже получал немало наград, но важнее то, что каждый концерт этот человек не просто удерживает в руках, а поднимает к Свету сотни человеческих душ. Для многих из них в этом году впервые прозвучит «Молитва» на сцене, для некоторых это станет путем к молитве в храме. И я верю, что от тех, кто пришел в храм именно после знакомства со сценической стихотворной «Молитвой», благодарность к человеку, положившему начало пути, и церковная молитва за него будут звучать всегда.

А какая награда дороже и какую правду защищать художнику, каждый, кто обладает величайшим даром – талантом, решает для себя сам.